3) В продолжение дня все были заняты делом. 4) Все были заинтересованы в продолжении рассказа танкиста. Задание 3 и 4 щас напишу. 1. В течении реки. 4. Наполеон по своему долгому опыту войны хорошо знал, что значило сражение, не выигранное (В)ПРОДОЛЖЕНИЕ восьми часов, (ПО)ЭТОМУ в исходе дела не сомневался. В продолжение – производный предлог, всегда пишется раздельно. – Не является ответом. Чтобы – подчинительный союз цели (решил провестизачем?, чтобы не терять времени), «бы» убрать нельзя.
Информация
3) В продолжение дня все были заняты делом. 4) Все были заинтересованы в продолжении рассказа танкиста. Задание 3 и 4 щас напишу. 1. В течении реки. рение тревожной грусти (В. Солоухин). 151. Учебные материалы для подготовки к олимпиадам и ЕГЭ по основным предметам школьной программы. Война началась 12 апреля по юл.к. — 24 апреля, по новому стилю, 1877 года. 4. Дунай в нижнем течениИ замерзает зимой почти на полтора месяца. 5. ВследствиЕ оледенения самолет начал терять высоту. (44)Но вдруг после моего отъезда они снова развернут наступление на Анну Ильиничну?
Привет! Нравится сидеть в Тик-Токе?
4) (В)следстви., которое велось после автомобильной аварии, вина шофёра была установлена. 12. Выпишите, раскрывая скобки, вставляя пропущенные буквы, предложения, в которых выделенные слова являются предлогами. Война началась 12 апреля по юл.к. — 24 апреля, по новому стилю, 1877 года. (10)Нет, спустя два месяца ничего не изменилось, всё было по-прежнему, а в тихоньком переулке была весна, майский вечер медленно темнел в глубине замоскворецких двориков; среди свежей молодой зелени зажигались фонари над заборами. Даже после смерти Баха в ТОМ ЖЕ магистрате его педагогическая деятельность, ТАК ЖЕ, как и композиторская, не получила должной оценки. Я заметил, что сестра ТАК(ЖЕ), как и я, волнуется, (ПО)ЭТОМУ поспешил её успокоить. По карте можно странствовать ТАК(ЖЕ), как по земле, но когда попадаешь на эту настоящую землю, (ТОТ)ЧАС сказывается знание карты.
Я думаю что это была величайшая ошибка стремление везде
Русско-турецкие войны 17—19 вв. Под Харьковом уничтожен полковник военной полиции ВСУ. В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Моя сестра волновалась в продолжение всего экзамена; правильное написание предлогов: напротив, в продолжение. Вариант 7. Задание 3. Выпишите, раскрывая скобки, вставляя пропущенные буквы, предложения, в которых выделенные слова являются предлогами. Самые необыкнове(1)ые, самые поэтичные страницы «Войны и мира» связа(2)ы с картинами природы, переда(3)ми через восприятие ю(4)ой Наташи Ростовой, естестве(5)ой и искре(6)ей.
Тезкин в конец покраснел егэ
Лиза Нет 3 сударь 4 я... Грибоедов Вот санки остановились у крыльца, и большой бурый медведь показался на пороге. А из-за медведя осторожно выглядывала остренькая рыжая мордочка. Ой 3 мои бедненькие 4 как вы озябли! А у нас тепло-тепло. Входите 5 мои 6 золотые! Ответ: 12345. Княжна Марья приподнялась с дивана 1 на котором она лежала 2 и сквозь затворенную дверь проговорила 3 что она никуда и никогда не поедет и просит 4 чтобы её оставили в покое. Ответ: 1234. Анна Самойлова занималась тут же 1 и 2 если у неё не было урока 3 то она пускала ребят в класс 4 чтобы они порепетировали.
Во время высочайшего смотра боевая и строевая подготовка его эскадрона обратила на себя внимание императора Александра II, и в 1860 г. Гурко был назначен флигель-адъютантом. В 1861 г. В 1862 г. С этой целью Иосиф Владимирович совершил несколько поездок в Самарскую, Вятскую и Калужскую губернии. Его способность разрешать возникавшие земельные конфликты крестьян с помещиками путем разъяснений и убеждений, а не посредством пуль, как писал «Колокол» Герцена, сделали его «героем не нашего времени»40. Флигель-адъютантские аксельбанты Гурко были названы «символом доблести и чести»41. Представитель противоположного реакционного лагеря К. Победоносцев говорил о нем: «Совесть у него прямая, солдатская. Не поддавался, сколько мне известно, действию политических болтунов и имел прямой взгляд на государственные потребности России. Хитрости в нем нет, к интригам он не способен. Нет у него стаи знатных родственников, которые стремились бы через него составить себе политическую карьеру…»42. Гурко с Марией Андреевной Салиас де Турнемир, которое чуть было не стоило ему карьеры. Дело в том, что мировоззрение и образ жизни будущей тещи, графини Е. Салиас, круг ее общения, который составляли лица с точки зрения властей крайне неблагонадежные, привлекали внимание к ней со стороны Третьего отделения. По заведенному порядку перед свадьбой Гурко, как свитский офицер, должен был явиться к императору, чтобы испросить позволения вступить в брак. По воспоминаниям Е. Феоктистова, Александр II относился к нему до этого времени с большой благосклонностью. Однако узнав имя невесты, император был страшно раздосадован: «Невозможно себе представить, какая резкая перемена произошла в государе. Лицо его омрачилось, он быстро отдернул руку»43. Верноподданнические заверения Гурко несколько смягчили удар по его репутации. Свадьба состоялась, но монаршее неудовольствие незамедлительно сказалось на его продвижении по служебной лестнице. В то время, то есть при императоре Александре Николаевиче, флигель-адъютантство значило очень много; счастливые смертные, удостаивавшиеся этого назначения, имели основание рассчитывать, что перед ними открывается широкий путь к почестям…»44. Через некоторое время гнев императора смягчился. В 1866 г. Гурко был назначен командиром 4-го Мариупольского гусарского полка. Через три года 1869 г. В 1875 г. Прошедший все основные должности по служебной лестнице вплоть до командира кавалерийской дивизии, он зарекомендовал себя как мыслящий и энергичный руководитель, не боявшийся ответственности, способный самостоятельно решать поставленные задачи. Эти незаменимые для командира качества создали И. Гурко большой авторитет в армии. К началу русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Гурко, по его собственному выражению, «страшно досадовал»: оставаться не у дел было не только обидно, но даже стыдно"46. Наконец, 15 июня 1877 г. С этого времени военная карьера И. Гурко оказалась тесно связанной с Болгарией48. Известие о взятии этого «болгарского Цареграда»49 в течение всего полутора часов исключительно силами кавалерии с восторгом было встречено в России. Оно произвело огромное впечатление на графиню Салиас и стало переломным моментом в ее отношении к освободительной кампании. Но из-за него, из любви к нему я стала любить его дело освобождения»50. Овладев г. Велико Тырново, войска Передового отряда приступили к исполнению своей основной задачи — занятию Балканских перевалов. Через Хаинкиойский перевал ныне перевал Республики , считавшийся турками непроходимым, отряд Гурко перешел Балканский хребет. Внезапное появление русских войск и их быстрое продвижение по Южной Болгарии вызвало смятение среди турецкого командования. Генерал Иззет-Фуад-паша впоследствии вспоминал: «Вторжение Гурко совсем обескуражило нас, мы уже предполагали, что русские в Одрине Адрианополе. Султанское правительство паниковало. Гурко был награжден орденом Св. Георгия 3-й степени53 и произведен в генерал-адъютанты. Трагические для русской армии дни во время первого и второго штурма Плевны Плевена 8 и 18 июля 1877 г. Передовой отряд по приказу главнокомандующего был расформирован и влит в ряды защитников Шипки под командованием генерала Ф. Гурко был откомандирован в Петербург, где провел мобилизацию 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, с которой вернулся на театр военных действий. Получив под свое командование кавалерию Западного отряда, он в октябре 1877 г. За сражение у Горни Дыбника Гурко был награжден главнокомандующим золотой саблей, осыпанной бриллиантами. Размышляя о дальнейшем ходе операции, Гурко предложил Главной квартире русской армии план зимнего перехода через Балканы. Докладная записка, поданная на высочайшее имя, заканчивалась следующей фразой: «Честолюбивые замыслы от меня далеки, но мне совсем не все равно, что скажет обо мне потомство, и потому я говорю, что надо немедленно наступать. Если же Ваше Величество со мной не согласны, то прошу назначить на мое место другого начальника, который лучше меня исполнит пассивный план, предлагаемый Ставкой»55. В бесчисленных обсуждениях в Ставке разногласия зашли так далеко, что не склонный к пафосу Гурко заявил: «Ответ за мои действия я готов держать перед отечеством и историей»56. План получил поддержку у Александра II, и в ноябре 1877 г. Гурко осуществил наступление на Энтрополь--Орхание. Овладев ими, он занял удобные исходные позиции для преодоления Балкан. Западный отряд генерала Гурко 70 тыс. Зная, что не все подчиненные ему командиры одобряют это рискованное предприятие, он заявил: «Если большим людям трудно, я уберу их в резерв, а вперед пойду с маленькими». В результате упорных боев 23 декабря 1877 г. Небывалый в истории переход во многом предрешил исход всей кампании. Не случайно историк русской армии А. Керсновский именно Гурко назвал победителем войны 1877—1878 гг. Массовые общественные настроения отразили и публикуемые воспоминания. Графиня Салиас наказывала внукам: «Носите имя отца вашего честно; он прославил это имя, украсил его семейными и общественными добродетелями. Берегите и вашу честь, поставьте ее выше всех благ земных; совершайте путь жизни, следуя примеру отца, с достоинством и благородством и никогда не забывайте, какого отца вы дети. Гордитесь отцом, но не кичитесь, не будьте надменными, дети. Меня помните, когда меня не станет, и поминайте в молитвах. После войны Гурко последовательно занимал посты генерал-губернатора Санкт-Петербурга, Одессы и, наконец, западного форпоста России — Привислинского края Царства Польского 1883—1894 гг. В 1896 году, в ознаменование 50-летия его безупречной службы Престолу и Отечеству, И. Гурко был награжден высшим орденом — «Святого равноапостольного Андрея Первозванного» и званием генерал-фельдмаршала. В семье И. Гурко было шестеро сыновей, трое из них — Евгений 1866—1891 60, Николай 1874—1898 61 и Алексей 1880—1889 — рано ушли из жизни. Для Владимира, Василия и Дмитрия, которым в то время было 18, 16 и 8 лет соответственно, и были написаны «Воспоминания». Старший — Владимир Иосифович Гурко — родился 30 ноября 12 декабря в 1862 г. Он не пошел по традиционной для семьи военной стезе. В 1885 г. Молодой, хорошо образованный чиновник, усердно изучавший аграрный вопрос, публиковавший экономические очерки, обратил на себя внимание специалистов, что способствовало быстрому продвижению по служебной лестнице. В 1891—1894 гг. В 1895 г. По возвращении в Петербург он поступил на службу в Государственную канцелярию — учреждение, занимавшееся подготовкой законопроектов для Государственного совета. Для многих государственных деятелей императорской России эта организация являлась своего рода трамплином к вершинам власти. Не стал исключением и В. В 1902 г. Плеве предоставил ему пост управляющего земским отделом, занимавшегося общественным управлением и поземельным устройством крестьян. К этому времени взгляды В. Гурко на крестьянский вопрос с точки зрения государственного деятеля вполне сформировались и нашли отражение в экономическом трактате «Устои народного хозяйства России»62. В дальнейших публикациях, получивших широкую известность, он рассуждал о геополитических проблемах империи, исходя из убеждения, что все сословные и классовые интересы должны быть подчинены общей задаче — обеспечению мощи и процветанию империи в целом63. Перспективное социальное и экономическое развитие государства В. Гурко видел в формировании класса средних земельных собственников. Первыми шагами к ликвидации общинного землевладения стало образование при Министерстве внутренних дел редакционной комиссии по пересмотру законодательства о крестьянах. По мнению авторитетного историка Ю. Соловьева, В. Гурко «более, чем кто-либо другой… подготовил переход к тому, что стало потом называться столыпинской аграрной реформой»64. Вершиной его политической карьеры стало назначение в 1906 г. Обнаружив на этом поприще задатки видного государственного деятеля, В. Гурко стал объектом интриг. В 1905—1906 гг. Лидваля» , в результате по суду он был вынужден покинуть пост. Дальнейшая жизнь и служба В. Гурко была связана с Тверью. В 1912 г. В крайне сложных условиях предреволюционной России его усилия были направлены на консолидацию либерального центра. В марте 1918 г. В июне 1918 г. Позднее участвовал в Ясском совещании уполномоченных от антибольшевистских общественных организаций с представителями Антанты, где он последовательно развивал идею о «мировой опасности большевизма». Затем последовала эмиграция В. Гурко во Францию, где он скончался 18 февраля 1927 г. Василий Иосифович Гурко — генерал от кавалерии, шестой генерал по прямой линии, один из руководителей русской военной разведки. Родился в 1864 г. В 1892 г. Во время англо-бурской войны 1899—1902 состоял русским военным агентом при бурской армии66. С началом русско-японской войны 1904—1905 — штаб-офицер на Дальневосточном театре военных действий состоял при управлении генерал-квартирмейстерства Маньчжурской армии, затем был откомандирован исполняющим должность начальника штаба 1-го Сибирского армейского корпуса в районе Ляояна. Заведовал военно-цензурным управлением, затем командовал Уссурийской отдельной бригадой и Южным отрядом. В 1906—1911 гг. В Первую мировую войну 1914—1918 в составе 1-й армии Северо-Западного фронта участвовал в Восточно-Прусской операции, командовал 6-м армейским корпусом вел активные боевые действия против австро-венгерских войск — разгромил два корпуса неприятеля. С 1916 г. Участвовал в наступлении на Юго-Западном фронте, затем временно заменял главнокомандующего М. После Февральской революции — главнокомандующий армиями Западного фронта. В августе 1917 г. В сентябре 1917 г. Находясь в эмиграции во Франции, В. Гурко активно участвовал в деятельности Руссского общевоинского союза, занимал пост председателя Союза инвалидов. Генерал В. Гурко скончался в Риме в 1937 г. Дмитрий Иосифович Гурко родился в 1872 г. По семейной традиции образование получил в Пажеском корпусе. С 1891 г. В 1896 г. После ее окончания был направлен в штаб Одесского военного округа. По собственному прошению командирован для подавления восстания «боксеров» на Дальний Восток. Участвовал в русско-японской войне 1904—1905 , в 1906 г. По возвращении в Петербург был назначен помощником начальника Северного стола в только что сформированном оперативном отделении Генерального штаба. С 1908 г. Один из основоположников службы внешней разведки России в Центральной Европе. В 1914—1915 гг. После революции 1917 г. Гурко оказался в Болгарии, откуда переехал в Германию, а затем во Францию. В эмиграции — товарищ председателя, затем председатель Объединения лейб-гвардии Уланского полка. Скончался в Париже 19 августа 1945 г. Салиас де Турнемир посвящены одному из самых значительных событий XIX в. Они пополняют достаточно широкий круг публикаций исторических документов, главным образом освещающих ход и результаты военных действий. В последнее время читатель получил возможность познакомиться с записками и воспоминаниями участников войны68. Современный подход к изучению истории заставляет иначе взглянуть на документы личного происхождения, которые ранее рассматривались преимущественно как «иллюстративные», в высшей степени субъективные, а следовательно, недостаточно достоверные источники. Для нового направления социальной истории воспоминания и дневники обладают преимуществом перед нормативно-распорядительными документами или периодическими изданиями. Эти материалы, как правило, более полно и с неожиданного ракурса отражают эпоху, в которой жили их авторы и современники. Мемуары открывают нам совершенно иную перспективу видения исторических событий, пропущенных сквозь призму собственных впечатлений автора, придавая подчас ее трактовке личный, интимный характер. Воспоминания Е. Салиас де Турнемир — ценный исторический источник, позволяющий взглянуть на историю русско-турецкой войны 1877—1878 гг. Они позволяют увидеть новую, не известную до сих пор сторону жизни выдающегося полководца и государственного деятеля И. Гурко, в которой значительную роль играла семья. Здесь представлено немало сокровенных личных мыслей и переживаний самого генерала и близких ему людей. Отражены настроения различных слоев общества Москвы и Петербурга, остро реагировавшего на победы и неудачи русской армии. Мемуары Е. Салиас де Турнемир имеют конкретного адресата. Он указан в названии самим автором, что встречается не часто — «Воспоминания о войне 1877 и 1878 годов для внуков моих Ромейко-Гурко». Для истории повседневности, выделяющейся в последние годы в самостоятельное научное направление, где главным объектом исследований является жизнь человека во всем ее многообразии69, мемуары графини Е. Салиас де Турнемир представляют немалый интерес. Значительное место в «Воспоминаниях» занимает описание быта и атмосферы, царивших в семье Гурко. Изучение подобных документов важно, поскольку учет повседневных реалий позволяет исследователям переосмыслить взаимоотношения человека, различных слоев общества и власти. Салиас де Турнемир были написаны в мае-июне 1880 г. Гурко в с. Сахарове, Тверского уезда. Они представляют собой листы, исписанные черными чернилами мелким трудночитаемым почерком, позднее сброшюрованные в отдельную тетрадь. В настоящее время мемуары хранятся как самостоятельный документ в личном фонде семьи Ромейко-Гурко в Российском государственном военно-историческом архиве РГВИА. Документ является черновой рукописью. Второй чистовой экземпляр был подарен автором внуку Владимиру Гурко, в честь его поступления в Московский университет. Судьба документа неизвестна. Возможно, он был вывезен владельцем во Францию, куда эмигрировал В. Гурко в 1917 г. Удалось установить, что первоначально рукопись хранилась в усадьбе Сахарове. В 1937 г. В 1952 г. Текст печатается с соблюдением правил современной орфографии, сохранены стилистические и языковые особенностей документа. Явные ошибки и описки исправлены без оговорок. К тексту на французском языке дан перевод на русский язык. Транскрипция географических названий и имен передается в основном согласно тексту документа; разночтения отмечены в примечаниях. Даты указаны по старому стилю. В примечаниях биографические сведения приводятся главным образом для периода, отражаемого публикацией. Сокращения слов и дат раскрыты и заключены в прямые скобки. Пропущенные и не восстановленные части текста обозначены тремя тире. Текст, подчеркнутый автором документа, выделяется так же. Археографическая обработка документа, подготовка научно-справочного аппарата вступительная статья, комментарии и подбор иллюстраций осуществлены H. Воробьеву, Т. Волокитиной, К. Лемзенко, М. Нешкину, С. Данченко, без помощи и участия которых издание этой книги было бы невозможно. Воробьева Сахарово. Для внуков моих Ромейко-Гурко[ править ] Взяв перо в руки, чтобы описать для вас все тревоги и мучения, пережитые вашей матерью и мною в продолжение войны, мучений, которые едва не стоили жизни вашей матери, я, по необходимости тесно связанная с нею как чувствами матери, так и привязанностию моею к ее мужу, отцу вашему, поневоле должна говорить и о себе. По возможности я ограничу рассказ о себе настолько, насколько это возможно, настолько, насколько это необходимо для живого описания этих двух нам столько тяжелых годов. Слава и уважение всего края, которые заслужил отец ваш, достались вашей матери и мне очень дорого. В апреле месяце 1877 года, после тревожной зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за освобождение болгар, война, наконец, была решена70. По многим причинам, о которых упомяну только вкратце, все это движение мне казалось преувеличенным под влиянием передовых статей «Моск. Мне казалось, что спасать других при неурядице нашего общественного строя немыслимо. Я боялась войны уже и потому, что при наших порядках, отсутствии ума в руководящих сферах, отсутствии людей и генералов, отсутствии улучшенного оружия в армии и беспорядках в управлении ее можно было ожидать не побед и славы, а поражений и стыда. Крымская кампания еще была свежа в моей памяти73, еще свежее запечатлелась в ней франко-прусская война74, началу которой я была свидетелем в Париже. На Берлин! Я мало об этом говорила, но беспрестанно думала, очень волновалась и внутренне мучилась. Говорить было не с кем. Едва ли я могла найти сочувствие в десятке лиц во всем городе Москве. Всеми овладело какое-то повальное воинственное безумие. Я желала помолиться за него Богу и помолиться тоже о том, чтобы Господь спас нас от всяких бед и напастей. На дом, по старому русскому обычаю, я просила привезти ко мне икону Иверской Божией Матери. Не могу сказать, чтобы я молилась, если под молитвою надо понимать чтение молитв с участием сердца. Мне не шли молитвы ни на язык, ни на память. Я просто могла только безутешно и непрерывно плакать. Странно звучали болию в сердце моем простые и столько раз равнодушно слышанные мною прежде слова священника: «Пресвятая Богородица, спаси нас». Теперь они получили какой-то страшный смысл, и я живо помню и теперь, как я встала на полу перед образом и без мысли, но с гнетущим чувством скорби повторяла про себя слова эти, обливаясь слезами. В доме моем находилась тогда вся семья Соловых76, которую я всегда нежно любила, но с которою избегала всяких прений и разговоров, потому что и она была заражена воинственным азартом. Одна только Варенька Новосильцева77 и княгиня Долгорукова78, хозяйка дома, где я жила, разделяли, отчасти, мои опасения и мои печали по этому поводу. Я говорю отчасти, потому что они не так горячо, как я, относились к этому вопросу, и притом у них не могло быть того личного чувства, которое заставляло меня мучиться вдвое. У них не было близких в военной службе, а у меня был самый близкий и любимый человек, что я говорю человек, сын в военной службе. Я разумею вашего отца. Он тогда командовал гвардейской дивизией и только что был произведен в генерал-лейтенанты79. Проводивши до кареты образ Иверской Божией Матери, я вошла в свой кабинет и села на диван, продолжая неудержимо плакать. Казалось, что слез не выплачешь. Они лились против моей воли. Не знаю, как выразить, что произошло во мне. Слезы мгновенно высохли. Во всем существе моем поднялся мне самой непонятный гнев и ужас; гнев на людей, на общество, на прессу, раздувших пламень, накликавших войну; ужас, отчет в котором я, конечно, себе не объясняла. Гвардия останется в Петербурге, она не ходит на войну, она не была и в Крымскую войну, — прибавила я, успокаиваясь. Ну, и слава Богу; по крайней мере, хотя мы, то есть дочь моя и я, будем спасены от беды провожать на войну Жозефа80. Да и сестра моя спасена. Ее сын в гвардии81. Это меня успокоило отчасти. Тогда давал в Москве представления знаменитый итальянский трагик Росси. Я старалась заглушить мысль о войне артистическим наслаждением и, страстно любя представления трагедий, особенно Шекспировых, ездила всякий день в театр. А театр все пустел и пустел. Целыми рядами стояли ложи и кресла пустыми. Публике было не до трагедий на сцене. Начиналась великая трагедия в жизни всякой семьи, в жизни всего государства. Я старалась всячески жить в мире искусства. Читала целое утро Шекспира, а всякий вечер ездила в театр. Но вот уехал и Росси. Надо было, волею-неволею, из мира поэзии и искусства возвратиться к действительности. Москва мне сделалась противна, людские речи вызывали мой гнев, настроение всей публики — мое негодование. Я упорно молилась и почти ничего никому не отвечала. Иногда только вырывались у меня фразы, производившие на всех неприятное впечатление. Без денег, без оружия, без союзников, без порядка в государстве идти спасать болгар, которых наши же эмиссары, эмиссары Игнатьева82, возмутили против турок, которые их и порезали83, ведь это совершенно безумно. А взять Константинополь? Еще возьмем ли? А если и возьмем, его нам Европа не оставит — да и зачем он нам? Не знаем, как сладить со своими, а хотим забирать чужих. Какое преступное безумие, — вот что говорила я близким84. Вот что утром и вечером, и ночью просилось на язык мой. И сколько крови, нужды, страданий, бедности — пожалуй, государственное банкрутство и, как следствие, смуты, бунты, резня и пугачевщина дома — ужасно! В половине мая я поспешила уехать в Сахарово85. Благодарение Богу, который послал благословение на дом вашего отца и матери.
Президент России Владимир Путин посетит Игры будущего, церемония открытия которых запланирована 21 февраля в Казани Путин собрался на Игры будущего в Казань Московский комсомолец 09:04 мск Разведывательные подразделения ВС РФ перехватили телефонный разговор между бойцом Вооруженных сил Украины ВСУ и его родственником, в котором украинский военный рассказал о тяжелой ситуации на линии боевого соприкосновения. Разведывательные подразделения ВС РФ перехватили телефонный разговор между бойцом Вооруженных сил Украины ВСУ и его родственником, в котором украинский военный рассказал о тяжелой ситуации на линии боевого соприкосновения Российская разведка перехватила звонок бойца ВСУ о страшной ситуации в зоне СВО Московский комсомолец 08:59 мск Председатель движения «Мы вместе с Россией» Владимир Рогов в своем Telegram-канале заявил, что российские силы на запорожском направлении продвинулись на расстояние от 100 метров до 1,5 километра Стало известно о продвижении российских военных на запорожском направлении.
Если его исключить, структура меняется. В первом же предложении к счастью не является членом предложения. Кроме того, оно грамматически не связано ни с одним из членов предложения. Следовательно, структура предложения не изменится, если вводное слово опустить. В русском языке многие слова могут употребляться двояко: и в качестве вводных слов, и в качестве членов предложения. Может быть, брат станет музыкантом. Ты, верно, с Севера? Возможно, он позвонит сегодня. Видишь, мы не опоздали, ты напрасно волновалась. В некоторых случаях возможно двоякое толкование смысла предложения, например: Она, безусловно, права. Но в КИМах запятые не расставлены: каждый должен определить сам, нужны они или нет. Значит, единственное, на что можно ориентироваться, это смысл предложения и возможность — невозможность опустить анализируемые слова без нарушения грамматических связей и структуры предложения. Замечать вводные слова и предложения помогут списки примеров.
Повторение задание ЕГЭ 13,15
Укажите предложение, в котором нужно поставить одну запятую. Как объяснить постановку двоеточия в данном предложении? Практическая значимость орфоэпических словарей очень велика : многочисленные грубые ошибки в устной речи связаны с неправильным произношением слов. В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
В начале 1930 года 1 С. Бонди 2 идеи 3 которого 4 позже осуществились при издании академического собрания сочинений А. Пушкина 5 начинает систематическое изучение рукописей поэта.
Хаджи-Мурат немного понимал по-русски 1 и 2 когда он чего-то не понимал 3 то улыбался 4 и улыбка его нравилась Марье Васильевне. В каком предложении придаточную часть сложноподчинённого предложения нельзя заменить обособленным определением, выраженным причастным оборотом? Пушкин — это гений гуманности, который во всём находил наивысшие проявления человеческих чувств.
Пушкин рассказал Н.
Но нам было не до комизма. Известий все-таки не пришло, и надо было утешиться хотя тем, что лучше их не иметь и ожидать мучительно, чем получить известия страшные. Мы разошлись.
Едва ли кто спал в эту ночь. Вскоре после этого переполоха пришли, наконец, вести и, слава Богу, не были так ужасны. Нам было тяжело, но мы вздохнули спокойнее…, он был спасен и вне опасности. Однажды за обедом Маша получила депешу от Яшвилей.
Она вскочила, всплеснула руками и вскрикнула: — Бедная тетя! Яшвили телеграфировали, что вся гвардия идет на войну. В гвардии в гусарском полку вольноопределяющимся солдатом служил сын сестры моей Федя Соловой114. Я поеду с нею, — сказала я.
Я поеду с ней. Мне показалось это практичнее, и я согласилась, что так будет лучше. Вскоре от сестры пришло известие, что она едет в Петербург проститься с сыном и проедет через Тверь в назначенный день. Я и мать ваша, мы поехали в Тверь, дождались поезда и вошли в вагон.
Сестра ехала с мужем и дочерью115. Я вошла в темный, душный вагон и отыскала их. Сестра моя казалась старше, зять мой как-то согнулся, а Маруся с заплаканными глазами бросилась мне на шею. Все это произошло мгновенно, и я не успела опомниться, как уже стояла одна-одинешенька на площадке станции, а поезд, гремя и свистя, мчался дальше, унося сестру мою и дочь, которая направлялась в Петербург вместе с нею.
Мы отдыхали в Сахарово, мы знали, что Жозеф в Главной квартире и что новых военных действий пока не будет. Если призывали гвардию, то, вероятно, приостановят все столкновения, обложат Плевну и будут ждать. В будущем Бог волен, а пока он жив, невредим и безопасен в Главной квартире. Газеты не приносили никаких особенных новостей, хотя мы читали их всегда с доски до доски116.
Обыкновенно нам привозили газеты из Твери часов около двух или трех. В то время, когда Жозеф был на Балканах и за Балканами, мы выходили на балкон и поглядывали в аллею, не едет мужик из города. Один из старших бежал туда, брал газеты, и нес их, но дорогой не мог утерпеть, развертывал их и читал. Не могу вам сказать, как меня волновало такое поведение Воли или Беби117.
Стоишь, ждешь, сгораешь от нетерпения, а он читает и подвигается нельзя сказать, чтобы скоро. Кричишь ему: «Скорее неси, не читай, ходя. Давай сюда! Но вот он, наконец, пришел, газета в руках наших.
Читайте вслух депеши. Кто-либо из нас начинает читать, а Беби, этот жестокий и несносный Беби, начинает ходить, неистово стучать сапогами и каблуками и заглушает чтение. На секунду уймется, а потом на одном месте начинает топать ногами. Как грубо обозвала я его не однажды «лошадью», а бедный мальчик менялся в лице от чувств, его подавлявших.
Недели через две я получила письмо от Маши. Она уведомляла меня, что они с теткой118 приедут в Сахарове, где сестра моя пробудет два дня, а потом уедет в Москву дожидаться сына, который уже отправился из Петербурга через Москву вместе с полком, уходящим в действующую армию. Моя сестра приехала. Я нашла, что она переносит свое горе спокойнее и тверже, чем я думала.
Проживши два дня в Сахарово, она уехала в Москву. Я поехала с нею. Я намеревалась проститься с племянником, а когда сестра моя тотчас после его проводов уедет в свою Тамбовскую деревню, возвратиться обратно в Сахарове, чтобы уже не расставаться с вашей матерью. Близость к сестре и была причиной, что я нанимала квартиру в доме Долгоруковой, хотя она выходила прямо окнами на тюрьму.
Кроме этого, всякий раз, что я выезжала со двора, я должна была ехать мимо тюрьмы и видеть волей-неволей сквозь решетки озлобленные или жалкие лица. Всякое, не только веселое, но спокойное настроение духа сменялось чем-то тоскливым. По правде сказать, такая грязная, тесная, запруженная преступниками тюрьма в центре города, города Москвы, наводила на печальные мысли о нашей собственной неурядице. В это время я с особенной горечью говорила себе: «Болгар освобождаем, а у себя не можем выстроить тюрьмы приличной, а бросаем преступников в зловонную яму, как в этой самой Турции, которую желаем уничтожить».
Я остановилась не у себя, а у сестры, ибо на несколько дней не стоило поселяться у себя и проводить нагороженную одна на другую мебель в порядок. Очень неприятное впечатление производит городской, несколько щеголеватый дом летом. Вообще, вид унылый. По настроению ли особенному или потому что все мы чувствовали себя на биваках, но мне было особенно неприятно жить в этом будто разоренном доме.
Но мы жили недолго так, гвардия приходила поэскадронно, и одним ранним утром явился Федя. Жаль мне было бедного мальчика при мысли, что он идет простым солдатом — и что ждало его там… Господь ведает. Он пришел утром, а вечером или скорее ночью должен был возвратиться в казармы и рано утром выехать из Москвы. Последний день этот тянулся и, однако, прошел как мгновение.
После довольно печального обеда собрались все вместе, но говорили мало, не клеился никакой разговор и всякий думал свою крепкую и невеселую думу. Маруся плакала, это был один из ее любимых братьев. Сестра моя крепилась и муж ее также. Меньшие124 завидовали брату и рвались, как он, на войну, но они еще учились, и сестра моя сказала наотрез, что не пустит их на войну, куда они желали отправиться, бросив учение.
Наступил вечер. В огромных комнатах тускло горели кое-где свечи. Федя устал и пошел отдохнуть, прося разбудить его в 9 часов вечера. Но он спал крепко, и семья решила оставить его выспаться.
В 11 часов его разбудили. Узнав о позднем часе, он очень смутился и опечалился. В 12 ему надо было уже явиться в казармы. Начались сборы.
Мать увела его в свою спальню и благословила. Никто, кроме отца Феди и Маруси, не пошел за ними. Когда они вышли, все мы сели молча по русскому обычаю, и всякий про себя призывал имя Божие и молил о его милосердии для отъезжавшего. Я сбегала к себе и нашла у себя на квартире только один маленький образок Св.
Иоанна Воина; все другие мои образа были уложены. Когда все с стесненным сердцем встали, я отдала образ сестре, она благословила им сына, потом отец благословил его, а там и я сама. Тяжки последние поцелуи, последние объятия. Мы проводили его по лестнице, проводили и по двору до ворот.
Было темно и сыро; осенний, хотя и теплый, но темный вечер, безлунный и беззвездный, ночное уныние. Старая няня Феди Павла Николавна, любившая его страстно, неудержимо рыдала. Все мы на другой день должны были ехать на железную дорогу, чтобы проститься и проводить его. Надлежало встать в 5 часов.
Почти не спавши, мы поднялись в 4 часа и отправились на железную дорогу — приехали… Никого. Нам объявили, что войска садятся в вагоны в другом амбаркадере127. Спеша и волнуясь, мы отправились туда, боясь опоздать, но приехали вовремя. Странный город Москва, и хороши тоже были ее начальники.
Москва вопила об объявлении войны; она волновалась, радовалась первым победам, крушилась о неудачах, негодовала и стенала, а когда Государь, чтобы довершить поражение Турции и взять Плевну, потребовал гвардию, ее никто не встретил; пришла она в Москву ночью не как отборная Русская рать, а как какая-то тайная банда. Уезжал гусарский полк в 5 часов утра, никто не позаботился о том, чтобы проводить гвардию с почетом, прилично. Не было ни властей, ни публики, ни даже, и это возбудило всеобщее негодование, священника, который сослужил бы напутственный молебен и благословил отъезжающих. Как многим из них не суждено было воротиться!
Сколько осталось их на чужих полях спасаемой Болгарии! Всех провожающих можно было сосчитать. Солдат сажали в вагоны без суеты, с порядком, и Федя должен был отправиться в солдатском вагоне, хотя офицеры и обещали нам на дороге взять его в свой вагон. Он стоял посреди нас.
Еще одно последнее прощание, и он вошел в вагон. На площадке стоял рыжеватый унтер и утешал какую-то горько плакавшую бабу. Этот самый унтер был убит в Турции подле Феди. Ты Богу помолись, сердечная.
А ты ее не жалоби, уйди, — обратился он к молодому солдату, — вишь, надрывается. Ну, вот так-то. С Богом! Мой отъезд назначен был на следующий день, когда я получила телеграмму от вашей матери, которая поразила меня и вместе с тем смутно обрадовала.
Она писала мне: «Не езди в Сахарово. Я буду сама в Москву встречать Жозефа. Это известие нас изумило. Все мы с лихорадочным нетерпением ожидали этого дня.
И вот он наступил. Маша приехала, и все мы отправились на амбаркадер. Старшие дети были с нею, но Лорентина Влад[имировна] осталась в Сахарове. Приехав рано, мы довольно долго ждали поезда.
Кто-то пошел к начальнику станции, чтобы отворили царские комнаты и распорядились прицепить поезд, который с этой дороги нас должен был отвести на петербургские рельсы. Кроме нас, встречали вашего отца княгиня Долгорукова с сыновьями, все Новосильцевы. Кто-то пришел сказать, что поезд выехал с последней станции и прибудет через несколько минут. Я шла с вашей матерью по площадке станции, довольно длинной.
Но вот показался вдали клуб дыма и все ближе и ближе. Машина, горя и сверкая, гремя и свистя, выбрасывая искры, пламя и густой дым, прошла медленно мимо нас, а за нею потянулись багажные вагоны и бесконечный ряд других вагонов 3-го и 2-го классов. Вот и первый класс. Глаза мои впились в окна его, отыскивая милое лицо… Но вдруг ваша мать как-то стремительно взбросила руками, протянула их, а я по направлению этих протянутых рук глянула и увидела… Да, у окна, глядя на нас, сидел ваш милый отец, загорелый, запаленный солнцем юга.
Ваша мать бросилась к нему. Он вышел стремительно, обнял ее и, едва позволив нам обнять себя, как подал ей руку и повел ее в царские комнаты. Там уже все мы целовали и обнимали его наперерыв. В публике, встречавшей поезд, узнали, что приехал генерал Гурко, и толпа собралась у дверей комнаты, где мы сидели.
Когда мы вышли, чтобы сесть в вагон и ехать с ним в Сахарово то толпа сняла шапки и почтительно перед ним расступилась… На всякой почти станции произошло то же самое. В Клину нас встретили Феоктистовы; Соня131, очень любившая отца вашего, встретила его с восторгом, муж ее сел с нами и проводил вашего отца до Твери. Никогда не видала я его в таком возбуждении и в таком страстно-оживленном состоянии. Он говорил против своего обыкновения много — у него на душе накипело.
Война могла быть окончена, Адрианополь132 был открыт, Константинополь мог быть взят мгновенно — и в эту-то минуту его отзывали назад, отказывая в подкреплении. При зареве пожаров, оставляя народонаселение беспомощным, на жертву разъяренных турок, он должен был отступить за Балканы. Я не буду вдаваться в подробности — все это расскажет подробно история. Я рассказываю только то, что испытало семейство мое и ваше в этот памятный год.
Я упомянула о возбуждении вашего отца, чтобы сказать вам, как уязвлена была душа его и как страдало его сердце, при сознании, что его счастливый поход через Балканы не принес тех плодов, которых ожидали все и он сам, а напротив, был причиною новых и жестоких бедствий для болгар. Правда, Шибка осталась за нами, Шибка — то есть путь к Константинополю… Приехав в Тверь, ваш отец уехал с вашей матерью тотчас, а я осталась на станции ждать другого экипажа, который не был еще готов. Отец ваш спешил увидеть сестру и меньших детей, которые оставались в Сахарове, где все было готово к его приезду, накрыт стол чайный и украшен листьями и букетами полевых цветов. Пока я ждала на станции, собралась довольно многочисленная толпа встретить отца вашего, и, когда сказали, что он уже уехал в деревню, она медленно с неудовольствием расходилась.
В Сахарове мы прожили с ним 5 дней; поутру мы его почти не видали, он оставался наверху в своем кабинете с вашей матерью. Я один только раз зашла к ним, не желая стеснять их и прерывать их краткое свидание перед новой и еще более тяжкой разлукой. Он был утомлен и часто, приходя вниз, засыпал и дремал на диване в первые дни своего приезда. В последующие дни сон уже не смыкал его глаз, известие пришло о нападении турок на Шибку.
Он был встревожен, и так встревожен, что изменил, сам не замечая того, конечно, свои обыкновения. Обычно спокойный и молчаливо, тихо сидящий в кресле, он постоянно ходил по комнате взад и вперед с видом мрачным и иногда вырывалось у него: «Пора ехать! Убрали комнату гирляндами из дубовых листьев и весь стол чайный также, поставили именинный крендель и букет цветов, только ни один из нас, в сущности, не праздновал. Было не до праздников, хотя бы и семейных.
Именно 12 числа пришло такое ужасное известие о нападении на Шибку разъяренного Сулеймана133, что все мы сомневались в возможности удержать этот важный для нашей армии пункт. Дни летели неимоверно скоро, и мы не успели, можно сказать, вздохнуть, как уже настал день, в который мы должны были выехать. Надо кому-нибудь уехать… Я не еду в Москву провожать брата…». Он приехал с старшими сыновьями, женою, Олей и обоими Феоктистовыми, которые присоединились к ним в Клину.
Толпа, видя генерала и понимая, что он едет на войну, расступалась перед ним. Он приложился к образу, за ним и все мы, и спеша вышли садиться в экипажи. Меня остановил староста часовни: — Это генерал Гурко? Что я должна вам?
Я знала, что образочки в часовне Иверской Божией Матери продаются. Я спешила; Жозеф уже сел в коляску с женой и детьми и уже отъезжал. Я спешила сесть в карету и ехать за ними на курскую дорогу. Какое перо, какие слова могут описать те чувства, которые сжимали наши сердца, когда мы все съехались и вошли в царские комнаты на курской дороге.
Все семейство Соловых, Новосильцевы, многие посторонние провожали его. Времени оставалось мало, никто ничего не говорил, все будто замерли. Он владел собою и ничем не выдал скорбь столь тяжкой разлуки. Но вот и звонок… Как ужасно он прогудел, точно в сердце что захолонуло.
Мы сели все по русскому обычаю… Вдруг Феоктистов поднялся и стремительно вышел из комнаты. Я заметила и поняла… Нас опять было 13 человек… Ваша мать не была в состоянии этого заметить, и слава Богу, при ее суеверии. Мы пошли за ним в вагон и теснились все около него, прощаясь еще и еще, но кто-то вспомнил, что надо оставить одну жену, мужа и детей. Мы вышли.
Я стала на площадку у окна вагона. Это была столь мучительная минута, что я вам описать ее не могу. Мать ваша стояла на коленях, положив голову на его колена; его лицо показалось мне страшным. Холодное — ни [один] мускул в нем не шевелился, будто оно застыло.
Я отвернула голову… Но вот последний звонок. Воля держал ее за руку; Беби прилип с другой стороны. Вагоны тихо поползли, потом скорее, скорее и умчались. Еще раз взглянули мы на него, потом видели одну фуражку…, а потом и вагоны исчезли в сыром, осеннем полусвете… Кончено!
Господь, сохрани его. Она отправилась с детьми в Сахарово и оттуда должна была ехать в Петербург. Я решилась остаться с сестрою, пока она не устроится в Петербурге, и ехать к ней, лишь только он, по расчету нашему, воротится в армию. Она желала жить в Петербурге, чтобы иметь известия скорее и быть ближе ко двору, куда известия приходили раньше и вернее.
Первоначальное ее желание было ехать сестрой милосердия на Дунай, но он не согласился. Он желал, чтобы она осталась с детьми и не подвергала себя опасности заразиться болезнями. Грустные были все эти дни. С войны известия приходили неблагоприятные, хотя турки были отбиты у Шибки, но бой все еще продолжался.
Боялись Плевны, боялись новых нападений с другой стороны. Наступало 30 августа. Княжна Гагарина заехала ко мне и спросила, не хочу ли я поехать на молебствие к генерал-губернатору, куда должны были поднять икону Иверской Божией Матери. Я согласилась и отправилась.
Входя в дом, заваленный бельем, набитый швеями всех сословий, дамами с красными крестами на белых нагрудниках, духовенством и официальными лицами, я была как-то особенно смущена. Многолюдство при тяжкой тоске, давящей сердце, действует, удручает еще больше страдающую душу. Иконы Божией Матери не было, а викарий, бледный, худой, благообразный монах Алексий, отслужил молебен. После службы кн.
Долгорукий просил зайти к нему выпить чашку чаю. Уйти было неловко. Его племянница Мансурова взяла меня за руку, и мы пошли в гостиную. Мне случилось сидеть около Стрекаловой и Нелидовой,134 муж которой служил в посольстве Константинопольском, а теперь находился в Главной квартире.
Разговор шел о военных действиях; я молчала и стремилась домой, намереваясь уйти при первой удобной минуте. Идет сражение. Наверное, будут брать Плевну. Непременно нынче возьмут Плевну.
Конечно, я вам скажу, в эту минуту никому не сладко, а прошлого года было хуже в Константинополе. Да что, у вас никого нет на войне? Он в безопасности. А те, у кого на войне сыновья, мужья и братья, тем нельзя говорить, что прошлого года было тяжелее, чем теперь.
Мы дорого чересчур за нее платим; и грех, и кровь на тех, кто легкомысленно привел болгар к восстанию и, следственно, накликал мщение турок. Я оставила эту глупую женщину, а таких немало тогда слонялось по Москве, и возвратилась домой. Утром на другой день ходила я с сестрою к обедне в одну из самых приличных старинных церквей московских, к Спасу на Бору в Кремле, заключенную во внутренний дворик дворца. Трудно было бы мне забыть эти дни и эту обедню.
Сестра моя и я, мы так горько, так горячо плакали, что по окончании обедни к нам подошли две Свербеевы, ревностные славянофилки, и спросили, что случилось? Вопрос по правде изумительный в эту критическую минуту для страны и тяжкую для семей. Затем мы пошли домой, а наши дамы, поняв, вероятно, неуместность вопроса, изобразили на лицах участие и раскланялись. Однажды поутру я вошла в гостиную.
Боря Соловой135, мой племянник, мальчик 17 лет, сидел один за круглым столом в спальне матери. Перед ним лежала раскрытая газета, а он, положив голову на руки, плакал, и слезы его текли сквозь пальцы на газету. Можно сказать, что я окаменела на месте. Испуг мой был так велик, что я ничего не сообразила, не сообразила, что [ни] Жозеф, ни даже Федя не могли еще быть на театре военных действий.
Мгновение стояла я недвижимо, без слов, и наконец спросила: — Что такое? Итак, дама глупая была права. Пока мы сидели и беседовали, у Плевны дрались и гибли тысячами, десятками тысяч. Поднесли Императору кровавый именинный пирог.
Какая пошлость! Какая тупая рутина! Вся Москва негодовала, как один человек, и не один человек лил слезы, как Боря. Многие женщины плакали такими горькими слезами, что занемогли и свалились в постель.
Я не плакала, но меня душила ярость. Не могла я простить гибели стольких людей, гибели бесполезной, не могла я простить стольких матерей и жен, навеки осужденных на безрадостную жизнь. Толков, сетований, стыда было вдоволь, и всего лучше казалось оставаться одной и, если возможно, думать об одном Божием милосердии и призывать его на всех наших воинов и на наших милых воинов в особенности. Мною овладело непреодолимое желание ехать скорее к дочери.
Мне казалось, что мне будет легче подле ней, по крайней мере, ее я буду видеть всякий день; но я не могла еще ехать, ожидая денег. При этом я знала, что Жозеф с своей дивизией еще не доехал до армии. Накануне моего отъезда, кажется, 5 сентября, взяла я газету, и опять сердце мучительно сжалось. Была телеграмма о смерти Эммануила Мещерского, убитого на Шибке136.
Я была дружна с его матерью, знала его еще очень молодым человеком и любила. Он был характера слабого, попал в беду, женившись по любви на сестре Долгоруковой, известной фаворитки137. Он говорил матери, что увезет жену из Петербурга и будет жить с ней далеко от двора за границей, возьмет место в посольстве, и никто не будет вправе упрекнуть его в том, что он желал женитьбой сделать карьеру. На деле вышло наоборот.
С женой, не желавшей оставить двора и Петерб[урга], он сладить не мог — ему пришлось не под силу. Он не только жил в Петербурге при дворе, но еще в одном доме с сестрой жены; а жена его выставляла напоказ замечательную роскошь. У Мещерского не было состояния, следственно, все знали, на какие деньги поддерживалась роскошь дома. Об Мещерском в Петербурге ходили самые позорные слухи для человека честного.
Он не мог не знать о них. Однажды, когда он был в Фонтенбло у своей тетки Трубецкой, она упрекала его в том, что он позволяет жене жить в доме сестры, и сам живет тут же, разделяя ее роскошь. Мещерский побледнел, схватил себя за голову [и сказал] тетке: « ------». Это было незадолго до болгарской войны.
Мещерский один из первых отправился туда с полной уверенностию, что не возвратится. Он сделал свое завещание, все свои распоряжения, и писал к тетке, что просит ее всегда покровительствовать его дочери и не терять ее из виду; он прибавлял, что знает, что не возвратится назад, и прощался с теткою. Пуля убила его наповал на Шибке. К счастию, мать, его обожавшая, умерла прежде его, и смерть его не привела никого в отчаяние.
Близких родных, кроме тетки, у него не было. Жена-красавица могла забыть [его] со временем, если только не забыла очень скоро. Дочь-дитя утраты не могла чувствовать. Сожалела я о смерти доброго человека, но хорошо понимала, что жить ему не для чего, и не надо.
Никто, как он, не дал такого обильного материала для всегда готовой людской недоброй молвы со значительною примесью ядовитой клеветы. С этим впечатлением [от] смерти Мещерского уехала я в Петербург на курьерском около 8 или 9 сентября. С вечера я заснула и проснулась поутру от разговора соседей, которые слушали рассказы ехавшего из Бухареста флигель-адъютанта. Хотя он говорил осторожно и сдержанно, но не мог не сознаться, что мы потерпели жестокое поражение под Плевной.
Впрочем, это было всем известно, и английский корреспондент «Таймса» напечатал большую и поразительную корреспонденцию о несчастном приступе 30 августа138. Когда мы уже подъезжали к Петербургу, я решилась спросить у ехавшего флигель-адъютанта, воротится ли он на войну и случилось ли ему встретить генерала Гурко. Он отвечал мне, что обедал с ним 5 дней назад в одной комнате, что генерал здоров, а он сам пробудет в Петерб[урге] дней десять и уедет назад. Он дал мне свою [визитную] карточку.
Also you can search related and similar materials on other sites. Предлагаемое учебное пособие предназначается выпускникам школ, гимназий и лицеев, которые готовятся к сдаче Единого государственного экзамена. Материалы пособия помогут учащимся не только обобщить и систематизировать полученные знания по всем разделам науки о языке, но и оценить свой уровень подготовки к предстоящему экзамену. Сборник содержит большое количество заданий, соответствующих демоверсии контрольных измерительных материалов ЕГЭ по русскому языку 2017 года, решая которые выпускники смогут приобрести практические навыки выполнения заданий части 1 и в минимальные сроки ликвидировать существующие пробелы в знаниях.
Расставьте знаки препинания. Укажите номера предложений, в которых нужно поставить ОДНУ запятую. Мать 1 не уснувшая ночью ни на минуту 2 вскочила с постели 3 и 4 сунув огонь в самовар 5 приготовленный с вечера 6 начала готовить завтрак. В VIII веке н. Римская империя 1 как известно 2 прекратила своё существование.